Тревожные берега

После окончания Курского СХИ я работал в родном колхозе в должности инженера. Каждый год мы принимали на летнюю практику студентов из разных факультетов.
Однажды в колхоз приехал проверяющий преподаватель от института с целью убедиться: все ли студенты на месте, обеспечены ли работой. Закончив официальную часть, Кузьма Гребенщиков хотел уехать в институт, но я предложил переночевать у меня.

За ужином проходила непринужденная беседа, в которой принял участие и мой отец, он, как и Кузьма Григорьевич, тоже участник Великой Отечественной войны. У них сразу нашлись общие темы для разговора. После 100 граммов наркомовских мой преподаватель поведал нам одну фронтовую историю, которую я уже по прошествии 50 лет воспроизведу по памяти и речь поведу от первого лица.
В 1942 году я был при-
зван в Красную Ар-
мию. Нас, желторотых, необстрелянных бойцов распределили по действующим частям. Я стал связным при ротном командире. Большеголовый, стриженый наголо, в шинели явно не по росту, походил я тогда на школьника, нежели на кадрового бойца-пехотинца. Командиры оберегали нас от прямых боевых столкновений, чтобы сохранить наши жизни, а нам, новичкам-фронтовикам, не терпелось совершить какой-либо героический поступок, чтобы родные могли гордиться своими детьми. В нашей прифронтовой полосе вскоре такой случай подвернулся.
Вызывает меня ротный и ставит задачу: доставить пакет с донесением командиру полка и заодно сопроводить медицинскую сестру, у которой в полковом госпитале неотложные дела.
— Ротный старшина выдаст вам суточный сухой паек, — сказал он. — Продвигаться придется ночью, так как путь проходит через довольно глубокую речку шириной метров 40—50. Речка простреливается немцами с противоположного, более крутого берега. Преодолевать водную преграду надо скрытно. Лодку вам покажет командир взвода разведки, он же на месте укажет ориентиры пути. При внезапном обнаружении вас немцами в бой не вступать. В критической ситуации пакет уничтожить. Переправившись на другой берег, лодку замаскировать в прибрежных кустах. На ней же переплывать речку, возвращаясь в расположение роты. Задача ясна?
— Так точно, ясна.
— Выполнять! И помни, что ты в ответе и за медсестру. По пути запоминайте изменения в оперативно-тактической обстановке.
На дворе — стылый ноябрь с затяжными дождями и непроглядными ночами.
Старшина велел сменить шинель на ватный бушлат. Медсестра, с которой мне предстояло выполнять задание, оказалась довольно солидной девушкой с крупными, но приятными чертами лица. Одета она была тоже в ватный бушлат, через плечо висела сумка с красным крестом.
Попутчица моя назвалась Анной.
— Стало быть, Нюра, в обиходе, по-деревенски, — заключил я.
— Не Нюра, а Анна, — деловито и строго поправила она меня, — Нюра — это совсем по-деревенски и больше на кличку для животных подходит. Я родилась и выросла в Москве. Родители мои — преподаватели словесности в институте, а я вот закончила медицинские курсы и теперь лечу раненых бойцов. Всякого насмотрелась. Война — это страшнейшая трагедия человечества. Говорят, что человек ко всему привыкает, но к смерти никогда не привыкнешь. Это противоестественно, когда молодые здоровые люди погибают.
Анна замолкла, и дальше до самой реки шла молча. После долгого ненастья небо прояснилось. Первые звезды засверкали в ночном небе. Лодку, замаскированную в камыше, обнаружили не сразу. Даже боец из взвода разведки, пристально всматриваясь в шелестящие заросли, уже дважды подходил к этому месту, он тоже не сразу обнаружил ее. Верткое плоскодонное суденышко было тщательно замаскировано. Тихонько уселись. Боец-разведчик толкнул наше плавсредство в сторону противоположного берега. Лодка легко скользила по водной глади, слегка морща темную засыпающую поверхность, в которой отражались звезды. И вот она мягко уткнулась в поросший камышом берег. Сразу же ярко вспыхнула ночная темень от осветительных ракет противника, застучали пулеметы. Раза два-три бухнули вражеские минометы. Мины просвистели почти над нашими головами. Внезапно все стихло, только одиночные выстрелы продолжали нарушать ночную тишину, пули цвенькали у нас над головой, заставляя нас нагибаться и втягивать голову в плечи. Это было в первые секунды внезапного ночного обстрела, потом мы использовали этот шум для маскировки нашей лодки, не опасаясь, что нас могут услышать выставленные противником посты наблюдения.
В расположение штаба полка нас привел боец в звании старшины. Он велел часовому сказать, что прибыли бойцы с того берега. Я доложил о выполнении задания, обстановку о береговой охране противником своих укрепленных позиций, вручил пакет и, откозыряв, спросил:
— Разрешите идти?
— Идите. Скоро будет светать. Вы не успеете затемно переправиться через реку, каждый метр которой под прицельным огнем немецких пулеметов и минометов. Готовьтесь выходить вечером. Тогда получите и пакет для вашего командования.
Поздним вечером мы прибыли на то место, где была укрыта наша лодка. Прибрежные заросли камыша и лозняка были разворочены взрывами мин, лодки мы нигде не обнаружили. А возвращаться надо. При мне пакет особой важности.
Пока я размышлял, как нам поступить в данной ситуации, Анна неожиданно спрашивает меня:
— Ты плавать умеешь?
— Чуть лучше топора, — упавшим голосом отвечаю.
— В таком случае переходить под мое командование. Становимся спиной друг к другу, раздеваемся наголо, в одежде нам не переплыть — потонем. Обмундирование сложим, перевяжем ремнями и надежно спрячем, а завтра вернемся и заберем.
Мы начали раздеваться, иногда соприкасаясь спинами. Каждое нечаянное соприкосновение заставляло меня краснеть.Хорошо, что ночь — не видно ни моего лица, на пылающих ушей.
Сложенное обмундирование и оружие отнесли и спрятали. Я — в камышах, Анна — поодаль в прибрежном песке закопала. Покончив с обмундированием и оружием, сошлись вновь у края воды:
— Ты готов?
— Да.
Я почувствовал, что она обернулась и, увидев меня в кальсонах и нательной рубахе, да еще и в кирзовых солдатских сапогах, надетых на босу ногу, с возмущением почти выкрикнула:
— Я же сказала: совсем наголо! Господи! И откуда же вас таких набрали? Что стоишь, как истукан? Раздевайся! В воду заходи осторожно, не шуми, не плескайся. Я буду плыть рядом.
Я погрузился в студеную воду и по-собачьи начал плыть к своему берегу. Анна, зайдя в реку по колени, тихонько ойкнула от обжигающего холода, разом погрузилась в воду и бесшумно поплыла, постепенно нагоняя меня.
Когда очертания берегов стали неразличимы, мною овладел страх — вдруг не хватит сил и я потону в чужой реке, не выполнив боевого задания. Мне не хватало дыхания, руки начали слабеть, я несколько раз хлебнул ртом отдающую железом и порохом воду и тут почувствовал, что кто-то подхватил меня за руку, увлекая вперед и не давая отяжелевшей голове уйти под воду.
— Держись, солдатик, я вижу берег. Тебя ждут мама и невеста.
Участие Анны придало мне сил. Я увереннее заработал руками. Вскоре я действительно начал различать еле заметные очертания берега. С каждым вдохом, с каждым взмахом руки берег приближался. Попробовал достать дна реки ногами — ушел с головой под воду. Только резкий рывок Анны позволил мне сделать спасительный глоток воздуха.
Наконец наши ноги коснулись мягкого илистого дна. До берега оставалось несколько метров. Мы остановились, чтобы отдышаться, чутко вслушиваясь в береговые шорохи. Медленно начали продвигаться к берегу. Когда тела наши были погружены в воду, то почти не чувствовали холода, а сейчас даже легчайший ветерок так остужал нас, что мы дрожали, а зубы пустились в пляс. В голове один вопрос: кого мы встретим? Своих? Немцев? Ожидание и томительно, и опасно. Послышались шаги и отдаленные голоса, мы в тревожном ожидании снова погрузились в воду. Когда речь стала членораздельной и понятной, поняли, что разводящий производит смену караула: "Братцы, мы свои!" Увидев нас, голых, дрожащих от холода, в предрассветной ноябрьской темени разводящий караула тихонько воскликнул: "Адам и Ева!" Часовые закутали нас в шинели и повели в ближайшую землянку.
Нас одели, нашли обувь, отвели к командиру роты. Я передал пакет, изрядно подпорченный водой, но, главное, читаемый. Выходим из командирской землянки — уже совсем рассвело. Солдаты заняты своими делами, проходя мимо них, они становились по стойке "смирно", отдавали честь, выражая тем самым дань уважения нашему поступку…
— Кузьма Григорьевич, как дальше сложилась Ваша судьба? По сути дела Анна спасла Вам жизнь.
— Я бесконечно благодарен Анне. Наши пути разошлись. Анну перевели в военный госпиталь. Дальнейшая ее судьба мне неизвестна.

(Из фронтовых воспоминаний Кузьмы Гребенщикова)

Анатолий Зубков,
член Союза писателей