Бой

Юрий МОРОЗОВ

У подножия гор Гиндукуша,
Где вдали голубел Пешавар,
Над афганской песчаною сушей
Самолет наш десант разбросал.

В поле воду делили душманы,
Увидав, что летят "шурави",
Карабины достали, наганы
И открыто в атаку пошли.

Безмятежно сияло небо,
В пятнах бабочек летнего дня
Пахло рожью, домашним хлебом,
Пули цвенькали мимо меня.

Как тритон, маскируясь у ямы,
И зарывшись поглубже в песок,
Рюмку мысленно выпив с друзьями,
Попрощался и тихо залег.

Вспомнил свой институт московский,
Колыбель языка фарси,
У которого сам Маяковский
Футуристскую кофту носил.

Среди острых камней, как меж мидий,
Пожалел я в том адском кругу,
Что никто из друзей не увидит,
Как достойно погибнуть смогу.

По-пуштунски кричал из арыка
Наркотой опьяненный душман,
Между нами качался дикий
Очень красный в прицеле тюльпан.

Мои мысли не допускали
Даться в руки душманам живым,
Чтоб " тюльпан" по-афгански связали
У отрезанной мне головы.

Мать мелькнула в черной колонне
И отца укоризненный взгляд…
Вся судьба уместилась в ладони,
Где надежно лежал автомат.

Я за жизнь в тех предгорьях не трясся,
Четко мысль улеглась в голове:
На груди, как котята, в связке
Три гранаты прижались ко мне.

В стороне, будто в милой России,
Над травой духоты вихрь взлетал,
Медяк солнца висел в небе синем,
И кузнечик свой гимн стрекотал.

Пчелы дар свой цветочный неспешно
Пронесли под свинцовым дождем,
Я же, делая перебежки,
Отвечал одиночным огнем.

Нагребал горкой мелкие камни,
Обрамлявшие древний кювет,
Как товарищей, гладил руками
Автомат и родной пистолет.

Чтоб понять мог в последний раз сдуру
У последней афганской черты,
Что собой закрывал амбразуру
Не во имя своей правоты.

Я не млел от "романтики" боя,
Но светлел и твердел от того,
Что Россия стояла за мною, —
С ней я право имел на родство.

То святое, священное право,
Что сдери азиатских вершин
Я отстаивал русскую славу,
Как воистину преданный сын.